# 25. Природа глупости и эффект Даннинга – Крюгера
Искусство войны учит, что ключ к победе состоит в знании противника. Совершенно естественно, потому, что мудрые мира сего всегда пытались постигнуть сущность собственного заклятого врага – глупости. Сделать это, как оказалось, задача не из лёгких – проворная и скользкая, она выскальзывает и из самых цепких рук и не желает выдавать своих секретов. Чтобы правильно анатомировать это злокозненное создание, необходимо твёрдой рукой сделать аккуратный разрез скальпелем с противоположного конца, то есть со стороны ума. Лишь исследовав тот самый механизм, дефектом применения которого она и является, мы сможем пролить свет на природу глупости.
Мысль в своей основе имеет поразительное сходство с процессом усвоения пищи. Попадая в наш организм, последняя расщепляется им до мельчайших кирпичиков, после чего наше тело использует полученный материал в своих собственных строительных и восстановительных проектах. В равной мере и человеческий ум, воспринимая информацию, подвергает её деконструкции до составляющих элементов. Он прослеживает внутренние связи между ними и определяет, что чем является: осуществляет анализ. Одновременно с этим мозг выковывает новые связи как между полученными информационными блоками, так и соединяя их с уже имеющейся информацией, образуя новое знание: происходит синтез. Оно затем вновь анализируется в контексте более широкой системы данных, проверяется мера его согласования с ними, после чего оно может быть отброшено или, напротив, временно принято.
Применение ума представляет собой, таким образом, непрерывное огненное танго аналитических и синтетических процессов, а потому именно объём способности и привычки к ним является мерилом ума. Анализ и синтез, однако, далеко не однородны. Как показывает опыт, они протекают в разных сферах и режимах, способность к каждому из которых у людей различна. По этой причине мы зачастую сталкиваемся не с умом или глупостью как таковыми, а с разными их вариантами и комбинациями, с людьми, которые являются умными и глупыми одновременно, но в различных областях применения способности суждения.
Так, для философского мышления первостепенен макроанализ – изучение связей и проверка соответствий в предельно широком контексте нашего опыта, одновременное обозрение огромного множества крупных информационных блоков и отношений между ними. Философия является интегративным исследованием, которое соединяет воедино весь массив имеющихся у нас данных из всех научных и ненаучных источников. Это позволяет сделать самые важные для жизненной практики выводы о сущности мироздания, нашем месте в нём, сформулировать ценности и цели и расставить между ними приоритеты.
Можно сопоставить её с попыткой окинуть взглядом, удержать в уме и проследить структуру всей вселенной – вселенной нашего опыта. Масштабы задачи таковы, что мы вынуждены абстрагироваться от деталей и замечаем в рамках этого процесса лишь наиболее часто повторяющиеся и самые крупные объекты и связи между ними. Только так мы оказываемся способны пробиться к наиболее общим и одновременно значимым проблемам.
Математическое и естественно-научное мышление, напротив, зависят в большей мере от микроанализа – им требуется предельно детально изучить отдельную сферу или чаще пласт опыта. Хотя способности к обеим операциям у человека могут быть развиты хорошо, чаще всего природа подобной щедрости не проявляет. Это объясняет давно замеченный факт пресловутой глупости умных людей, детской наивности многих учёных в вопросах частной жизни, философии, психологии и так далее. С другой стороны, становится понятно: нет никакого парадокса в том, что немало гениальных мыслителей и творцов были или малоспособны к естественно-математическим наукам или просто-таки безнадёжны в них (например, Карл Густав Юнг).
У аналитических и синтетических способностей много режимов и видов помимо приведённых выше, но их обсуждение не представляет интереса для разбираемой темы. Важно здесь ясно понимать, что хотя применение ума и сводится к одним и тем же процессам, они протекают у человека с разной эффективностью в различных плоскостях и масштабах. Зачастую можно наблюдать, как человек, глубоко проникший в тайны природы, оказывается слеп к тому, что происходит в его собственной душе и душах ближних и совсем не умеет устроить своей жизни, проявляет озадачивающее тугодумие в «практических» и «гуманитарных» вопросах. Добившийся столь многого на одном творческом поприще, он обнаруживает беспомощность или посредственность за его пределами.
Привычка воспринимать способность суждения как монолит – это одна из стойких иллюзий, уже не раз подводивших человечество. Тысячи лет люди делали из успешных и победоносных полководцев государственных лидеров только лишь затем, чтобы с изумлением обнаружить их полную неспособность руководить обществом. От успешных администраторов и тонких политиков ждали блестящих военных стратегий – и вновь тщетно, они терпели одно поражение за другим. В равной мере нередко полагали, что физики и математики одарят нас ценными жизненными советами, а философы откроют тайны власти над материей.
Человечество, таким образом, часто ошибается дверью и обращается к столяру вместо ювелира (и наоборот) на том лишь основании, что оба, в сущности, работают руками. Тенденция сбивать ум, талант и успех в кучу наблюдается не только в столь возвышенных сферах, но и хорошо заметна во внимании, с которым человечество сегодня прислушивается к «экспертным» мнениям спортсменов и кинозвёзд по вопросам науки, политики, экономики и философии. Вопреки народной мудрости, умный человек вовсе не умён во всем, так же как талантливый – не талантлив во всём.
Одним из первых титанов мысли, кто на своём горьком опыте узнал, что умён и талантлив он далеко не во всём, был Платон – блестящий мыслитель и ключевая фигура всей западной философии. Долгие годы вынашивая концепцию идеального государства, в возрасте 38-39 лет он по приглашению друга отправляется в Сиракузы, чтобы стать государственным деятелем, воспитателем и советником молодого правителя Дионисия Старшего.
Наконец-то, казалось бы, его светлый ум может быть применен на практике и начать строить новую реальность по прекрасным чертежам. Предприятие, однако, обернулось не просто провалом, а трагедией. За приблизительно год пребывания в Сиракузах Платон настолько надоел владыке, что по его приказу был выслан из Сицилии и продан в рабство (первоначальное распоряжение было убить его, но исполнитель не осмелился это сделать), из которого он потом был выкуплен учениками. Платон, впрочем, был не робкого десятка и не признал поражения: ещё дважды он приезжал в Сиракузы (уже к Дионисию Младшему) с той же целью – и вновь абсолютно безуспешно, хотя и без столь драматических последствий.
Две причины глупости
Всякий индивид характеризуется комбинацией способностей, каждая из которых пребывает на определённой ступени развития и может быть усилена или подавлена. Движение это осуществляется в установленных природой рамках, определяющих наши физические, умственные и прочие возможности. Неизбежная ограниченность эта, впрочем, не должна слишком тяготить человека, ведь он, находясь далеко от пределов своих телесных способностей, в ещё большей мере отдалён от исчерпания потенциала собственного ума.
Подлинное основание глупости, с которой мы сталкиваемся каждодневно, кроется не в скупости природы, не одарившей людей достаточными вычислительными мощностями. Оно состоит в том, что человек отделён от своих высших возможностей, не привык и не умеет применять способность суждения активно и творчески. Вместо самостоятельного анализа и синтеза, составляющих естественное применение ума, на передний план выходит инертное мышление по образцу, через призму интернализированных стереотипов и алгоритмов.
Интеллект глупца можно сравнить с организмом, который вместо того чтобы деконструировать и творчески преобразовывать пищу в процессе самосозидания, пользовался бы ей в готовом виде – здесь он приклеивает лист салата, тут – ломтик бекона, а вот сюда хорошо поместится куриная ножка. Это монструозное, сюрреалистическое зрелище и есть внутренний мир недалёкого индивида, заполненный непереваренными и потому чуждыми ему структурами.
У глупости, то есть отчуждения человека от здоровой способности суждения, есть две главные причины – внешняя и внутренняя. С одной стороны, социальная действительность не поощряет свободомыслия, поскольку состоит из множества акторов, действующих в собственных интересах и конкурирующих за власть над умами, а следовательно, и их поведением. Окружающий мир полон тех, кто не просто услужливо, но даже агрессивно-настойчиво готов думать вместо нас.
С самого детства и до последнего вздоха в нас непрерывно инсталлируются готовые образцы мышления и поведения, как бы отбивая всякую реальную потребность изобретать что-то самим – ведь всё уже и так сказано, нет нужды изобретать велосипед. Если крупные властные формации хотят видеть в нас покупателя, рабочего, избирателя, солдата или верующего, то и отдельные индивиды всегда с большой готовностью упражняются в манипуляции, зароняя те или иные идеи и желания в своих ближних.
С другой стороны, мы столь легко поддаёмся глупости, так как избегаем творческого дискомфорта, неотъемлемого от работы мысли. Когда физически неподготовленный человек начинает заниматься спортом, часто бывает так, что каждая тренировка оказывается для него мучительна, ибо любое преодоление собственных ограничений сопровождается стрессом, своего рода естественным выхлопом от двигателей внутреннего сгорания. По мере адаптации организма этот стресс хотя и не уходит вовсе, но идёт на убыль и начинает приносить всё меньше дискомфорта и больше радости, дополнительно умножаемой получаемыми результатами.
Интеллектуальные упражнения отличаются от физических тем, что если предаваться им всерьез, мера вызываемого ими болезненного напряжения стократ выше, а порог адаптации расположен значительно дальше. Тем не менее и на этом поприще человек в конечном счёте приближается к точке, в которой творческий дискомфорт работы мысли начинает приносить всё больше удовлетворения – сложную форму счастья, пронизанного небольшими пульсирующими сгустками боли – как у альпиниста, покоряющего пик. Дойти до этой точки, встать на путь движения к ней, когда всё вокруг заботливо уверяет, что в этом нет никакой нужды – задача непростая. Не удивительно тогда, что в мире, страдающем ожирением и немощью телесными, почти все поражены разными формами интеллектуальной дистрофии, ведь для борьбы с ней требуется много большее усилие.
Обрисовав природу и причины глупости, необходимо хотя бы бегло взглянуть на неотъемлемые от неё последствия и опознавательные признаки, присутствующие в разных людях в разной мере.
Экзистенциальная неполноценность
Так как мышление глупого человека осуществляется с помощью заглоченных цельными кусками идей, алгоритмов и стереотипов, он не обладает индивидуальностью в строгом смысле слова, его как такового ещё нет и никогда не было. Отделённый от способности суждения своей инертностью и загруженным в него идеологическим экраном, он обладает внешним приоритетом детерминации – его внутренняя жизнь (а следовательно, и внешняя) является проекцией чуждых начал, подчинена не его собственным высшим интересам, а чьим-то другим.
2. Уязвимость для манипуляции и конформизм
Недоразвитость аналитических и синтетических способностей, привычка к внешней детерминации делают такого индивида лёгкой добычей любого агента влияния, диктатора или шарлатана – или же просто поплавком, гоняемым потоком повседневной жизни и приспосабливающимся к её течению.
3. Инертность и косность
Подавленная способность к активному и творческому преобразованию содержания своего ума и входящего информационного потока есть как раз то, что делает глупого индивида таковым, поэтому его непременным спутником является закоснелость убеждений и взглядов. Основная их часть, единожды принятая на вооружение, остается с ним навсегда, и изменить их может лишь очередное сильное внешнее влияние, например, ловкий манипулятор или пропаганда.
4. Невосприимчивость к рациональному дискурсу
По этой причине скорректировать точку зрения глупого человека в рамках рационального диалога – это задача близкая к невозможной. Дело в том, что у него нет точки зрения как таковой, только механические (то есть мертвые, не усвоенные организмом и не преобразованные) стереотипы, которые были усвоены в нетронутом виде. Предлагаемая альтернативная позиция бессильна уже потому, что дабы увидеть её превосходство над имеющимися взглядами, требуется провести их сравнительный анализ, способность к каковому атрофирована.
5. Селективное восприятие и склонность к подтверждению своей точки зрения
Сталкиваясь с рациональным дискурсом, глупый человек скрывается за непроницаемой стеной паразитирующих на нём культурных и идеологических кодов и отстреливается с её парапета готовыми тезисами. Из окружающего мира он воспринимает только те факты, которые подтверждают разделяемую им позицию. Он глух к тому, что не вписывается в несомую им картину мира или же отрицает самое существование таковых обстоятельств.
6. Слепота в отношении себя: эффект Даннинга–Крюгера
Наконец, глупец, неспособный анализировать внешнее, пребывает в столь же полном неведении в отношении себя и в первую очередь не замечает собственной глупости. Слепота, вызванная подавлением способности суждения, мешает ему увидеть самый факт собственной слепоты или по крайней мере осознать её подлинные масштабы. Этот издавна известный феномен в более узком контексте был исследован Д. Даннингом и К. Крюгером, обратившими внимание на то, как люди низкой квалификации не могут понять, насколько низкой квалификацией они обладают именно в силу своей низкой квалификации.
Великий немецкий философ Иммануил Кант в эссе «Ответ на вопрос: что такое Просвещение?» сформулировал причины человеческой незрелости и умственной слабости следующим образом:
«Леность и трусость – вот причины того, что столь большая часть людей, которых природа уже давно освободила от чужого руководства, всё же охотно остаются на всю жизнь несовершеннолетними; по этим же причинам так легко другие присваивают себе право быть их опекунами. Ведь так удобно быть несовершеннолетним! Если у меня есть книга, мыслящая за меня, если у меня есть духовный пастырь, совесть которого может заменить мою, и врач, предписывающий мне такой-то образ жизни, и т. п., то мне нечего и утруждать себя. Мне нет надобности мыслить, если я в состоянии платить; этим скучным делом займутся вместо меня другие.
<…> После того как эти опекуны оглупили свой домашний скот и заботливо оберегли от того, чтобы эти покорные существа осмелились сделать хоть один шаг без помочей, на которых их водят, – после всего этого они указывают таким существам на грозящую им опасность, если они попытаются ходить самостоятельно. Правда, эта опасность не так уж велика, ведь после нескольких падений в конце концов они научились бы ходить; однако такое обстоятельство делает их нерешительными и отпугивает их, удерживая от дальнейших попыток».
Накладывая размышления Канта на проведённый выше разбор, можно попробовать дать определение глупости не в относительном смысле, в сравнении нашего ума с умом других людей, а в абсолютном – для каждого индивида в отдельности. С этой точки зрения, глупость представляет собой отчуждение человека от высших возможностей собственной способности суждения равно как телесная слабость есть оторванность от высших возможностей собственного тела. Чтобы не пасть её жертвой или вырваться из её душных объятий необходимо двоякое, но единое в своей сущности действие.
(Продолжение статьи и аудиоверсия – в прикреплённом ниже лонгриде)
© Олег Цендровский
Telegram: t.me/apostils
Оповещения о новых выпусках: vk.cc/a4hgb4
Читать и слушать на других площадках: vk.com/@apostils-lib
Помочь на Patreon: patreon.com/apostils